Название: Кенсейкан
Автор: Raona
Бета: -Ame-
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Гриммджо/Бьякуя
Размер: драбля обыкновенная
Дисклеймер: (с) Kubo Taito
Предупреждение: AU, ООС и прочие смертные.
... - Сними херовину, – хмыкает арранкар, прямо на глазах капитана Кучки плюхаясь прямо на его же стол. Листы отчетов планируют на пол.
За окном разрываются в треск цикады. За окном темнеет слишком быстро, а в кабинете еще не горит лампа, и глаза Гриммджо сверкают синим нахальством. Яростно-яростным, живым и будоражащим в легких резкий выкрик. Кучики, проводив взглядом последний лист, смотрит прямо в раскосые кошачьи глаза и прикрывает собственные.
Кучики думает, что надо бы лампу зажечь и подписать три последних листа. Но для начала придется снять с листов этого наглеца. Для начала надо бы вздохнуть поглубже.
- Это кенсейкан, – Бьякуя опускает слова, как в чернильницу кисть, плавно и нарочито сдержанно. – Я не сниму его. – Вынимает кисть еще осторожнее, чтобы ненароком не поставить кляксу.
В полутьме столбики иероглифов сплетаются вместе. На деревянном полу, как прорехи, - листы отчетов. У Бьякуи саднит висок. У Бьякуи лейтенант-оболтус – по-другому и назвать никак не выйдет – и арранкар с синими глазами кота.
- Это херовина, а не кенсейкан, – хрипит смех Джагерджака, перекрывая цикад, смех, похожий на рычание. – Сними его, говорю, задолбал он меня. Или я сам сниму.
Глаза зверя щурятся и горят. Кучики встает, словно не слыша слов, не отвечает, обходит стол.
- Я не собираюсь следовать твоим прихотям, - замечает он, ступая мимо отчета, бесшумно, резковато: из-за саднящего виска и усталости. – Слезь с моего стола, Джагерджак.
Слово уродует само себя в звучании, но Бьякуя упрямо произносит не тянуще-урчащее Гриммджо, а это безобразие. Новый всплеск смеха в ответ, вроде бы и тихий, но цикады проигрывают его раскату.
Гриммджо слезает слишком охотно, и в висок коротко стреляет подозрение. Арранкар смотрит на шинигами, застывшего у громоздко-черной полки, чуть подальше белых пробоин отчетов в полу. Гриммджо видит так, как никто другой. Так, как видят дикие звери, впивающиеся когтями и лениво, вместе с зевком, тянущие тело. Остро рисуется фигура в блеклом призрачном хаори и профиль лица без единой эмоции на нем. Джагерджак ступает так же беззвучно, словно мягкой опасно-пушистой лапой. Лучше, чем видит, Джагерджак чует. Ноздри резко расширяются, втягивая запах чужого тела, древесный и ненавязчивый, щекочущий, манящий. Арранкару хочется заурчать, когда с его вторым шагом у шинигами сердце швыряет себя в грудную клетку немного настойчивее, чем до этого. Зверь улыбается, по-своему, по-звериному, откровенно скаля клыки, лизнув губы.
Все эти шинигамишки, что болтаются вокруг, говорят: Бьякуя Кучики сделан из мрамора. Бьякуя Кучики холоден. И может даже не живой он, этот безразличный Кучики Бьякуя. Только Джагерджака не обманешь, не обманешь кошачий нюх. Джагерджак чует кровь, текучую, густо-горячую в шинигами, слышит, как бьется его сердце, слышит слабо, но ритм бьет по вискам отчетливее, если подойти ближе. Гриммджо подходит, став за спиной.
- Не смей, – печатает иероглифы-слова Бьякуя, сдвинув руку к гарде совсем не нечаянно.
Бьякуя уже знает, что сейчас сделает синеглазая кошка, свалившаяся на его голову с верховных, правящих законами подлости, небес. В жадно глотающем любое светлое пятно мороке вечера видно даже, как тянется рука арранкара к его голове. По позвонкам Кучики хлещет глупый страх от инстинкта. За спиной его стоит хищник и охотится на него. Кучики сдвигает руку к гарде ближе и плюет на инстинкт, стачивая его остатки разворотом и сбитой в движении рукой.
- Я сказал - не смей, – кисть ставит точку с нажимом, Бьякуя выдыхает резко, оказавшись нос к носу с арранкаром.
Капитану Кучики ясно как день, что стоит приказать Сенбонзакуре цвести - и у синеглазого ублюдка не будет ни шанса. Кучики ясно, да только те, кто смотрел в раскосые глаза кошки, знают, что оторваться от них сразу нельзя. Узкий зрачок затягивает в себя синеву радужки, затягивает вместе с ней Бьякую внутрь, в пустую щель, наполненную чернотой.
В виске проскребает сталью, когда арранкар швыряет его к полкам, наваливаясь всем весом и выбивая из легких неоконченный вдох.
- Мало ли что ты там мне сказал, плевал я на твои слова! – окатывает шинигами рычанием Гриммджо.
У Джагерджака нет сердца, зато как гремит чужое он чувствует сильнее, чем если бы это было его собственное. Шинигами тонкий, как прут, прямой, как кол и пытается смотреть на него с холодом, только куда ему! Джагерджак прижимается еще ближе, дыхание клокочет в глотке, рвется тяжело наружу, словно пытается поселиться чужом теле, заполнить собой. Кучики горячий, в нем плетет узоры кровь, живая соль, медная, пряная, а каждый удар сердца заставляет сжимать зубы от желания слиться, насытиться. Рука капитана уже лежит на рукояти, а губы шевелятся, повторяют немо, словно бы для успокоения.
- Я убью тебя, Джагерджак, – ровно и жестко тянется линия голоса, отравленная частым долгим дыханием. В волосах Бьякуи застревает ладонь арранкара, намертво, вторая накрывает пальцы шигигами, так же намертво впаянные в рукоятку, в переплет. – Я изрежу тебя. В пыль.
Ему не отвечают. Ладонь у арранкара горячая, и цикады резко сипнут, и комната становится в сотни тысяч раз темнее. У арранкара синие глаза горят как маленькие луны с трещинами зрачков, все ближе. Бьякуя не успевает сказать, что пыль эту он превратит в ничто, когда в плотно сжатые губы вгрызается Джагерджак. Вжимает его в полки, и каждый позвонок считает деревянные выступы, книжные корешки. И отчеты, и лампа исчезают из списка значимых вещей в сгустившееся вечернем мороке. Бьякуя вдыхает дыхание зверя, урчащее, такое, что заставляет все тело вытягиваться в струну, в сжатую пружину, ноющую сладко, и даже вспоротая зубами кожа тлеет болью с привкусом пряного безумия. Втягивает дыхание, и пальцы тянутся к горлу арранкара, там, где в вороте голая кожа, беззащитная, гладкая.
Гриммджо тянет на себя чертову заколку. Вместе с волосами, и оглушенность спадает, как полог, стелется у ног белеющими отчетами, а на лице влажный привкус крови. Собственной крови Бьякуи, и Бьякуя сжимает пальцами шею арранкарского ублюдка, выплевывая возмущенный выдох. Джагерджак отстраняется, держа кенсейкан в руке, как пойманную добычу и скалит рот в улыбке, мельком слизывая кровь.
- Сказал же - сниму, – хрипит он, сверкая глазами, и смотрит на растрепанного шинигами, хохочет громко. – И снял, Бьякуя.
Имя у Кучики мягче пуха, на вкус сводит скулы кислинкой. Гриммджо облизывается, словно имя его капитана оставило на них свой след. Глупая побрякушка, которая так бесила, в руке, сжать бы, раскрошить, да только и правда в пыль превратит за такое. Гриммджо чует, что к чему, поэтому, помотав фарфоровой игрушкой, вкладывает ее в руку Кучики, наконец-то отпустившую гарду.
- Ты за это еще ответишь, – выправляет тональность усилием воли Бьякуя и прикрывает глаза. Только бесполезно. Собственные губы как поцелуй стали: с металлом и соленые от крови. – Ублюдок.
- Опять влепишь лишнее дежурство?
Кенсейкан в руке нагрет жаром чужой ладони, гладкий, угловатый. Бьякуя отлепляет себя от полок, собираясь ответить, пообещать арранкару, что его раны в четвертом буду лечить дольше обычного, но по полу в коридоре стучат шаги идущего из совсем другой реальности человека.
Бьякуя видит, как расширяются кошачьи глаза, как вырастает зрачок и арранкар подбирается для прыжка. Совсем рядом, слышно, как коротко рычит, чувствуя чужого. Бьякуя не успевает толком думать: кричащие цикады выскребли мысли, усталость иссушила, он с силой толкает Джагерджака к столу и, шагнув ближе, сжав до ломоты в пальцах плечи, почти запихивает под него. Остатками соображения еще успевает подумать, как глупо это, наверное, смотрится со стороны , все: от цикад за окном, его прокушенной губы и попытки спрятать арранкара. Как глупо было позволять глупой кошке, ничтожному безмозглому хищнику, заваливаться в его кабинет вечерами.
Седзи не отъезжают, отскакивают с ужасающим треском сломанных сухих веток.
- Кучики-тай… - на выдохе гремит Абараи и осекается, распахивая глаза, старательно хлопнув пару раз ртом и выдав вопросом в конце - …чо?
- Что случилось Ренджи? – спрашивает Бьякуя, слегка сжав в руке кенсейкан, позволив заколке впиться в ладонь.
Рыжий хмурит брови со священным ужасом, разглядев, наконец, отсутствующую деталь в капитане, давится вопросами.
- А…вы почему в темноте… и без кенсейкана?
На лейтенанта смотреть противно и жалко. Бьякуя устал и в собственных мыслях рассыпается на обещанную Джагерджаку пыль, а у его ноги теплый бок Джагерджака, который слегка трясется от смеха. Бьякуе совсем не хочется думать о том, как он выглядит и что будет, если арранкар начнет смеяться в голос. Поэтому он окатывает презрительным льдом Абарая и медленно, как с самого начала - кистью в тушечницу, извлекает из себя слова.
- Это полагаю, вас это не должно касаться, Абараи-фукутайчо, - цедит, не решаясь портить эффект, не слизывая проступающую из губы кровь. – Вы принесли отчет?
- Д-да, Кучки-тайчо, – запинается тот, и словно в пасть ко льву, шагает ближе, пряча взгляд в щелях между досками пола.
В протянутую руку Бьякуи вкладывают листок и тут же, рассыпавшись в извинениях, исчезают. Как только стихает торопливая дробь шагов, Кучики выдыхает громко, на одно мгновение плюя на все на свете сразу, пока грудь не опадет до предела. Под столом Джагерджак заходится в диком хохоте, хрипящем, рваном, а Бьякуя молча подходит к стулу и опускается в него, изучая трясущуюся сидя на полу фигуру. Замечает, что кровь побежала по подбородку, замечает, что косоде у него на груди совсем неприлично расхристано. О волосах думать опасно. Отчеты все так же белеют на полу. Чертовы отчеты.
- Если ты заикнешься об этом… - начинает шинигами, и Гриммджо, сглотнув последний комок смеха, фыркает, поднимается на ноги, наклоняется к нему, глядя в обманчиво спокойные, блестящие в вечернем полумраке глаза. – Впрочем, ты знаешь, что я сделаю с тобой, глупое животное.
Гриммджо фыркает снова и, не убирая ухмылки, наклонившись, слизывает темную дорожку с подбородка капитана. Кучики никак не реагирует, только смотрит со своим пропитанным ложью покоем ему в глаза.
Ночь наползает на казармы, пряча их в своем темном кармане, воздух, душный днем, становится вязким, остывая. Арранкар принюхивается, щурится на окно и, взобравшись на подоконник, свешивается во двор. Сегодняшняя ночь для Гриммджо начинается удачно, и может продолжиться удачно, потому что вкус чужого имени с кровью сластит на языке. Гриммджо уверен - однажды он все же доберется до Кучики такой вот удачной ночью, в его пропахшем старостью и трухой поместье. Это такая личная прихоть у него, что поделать. Пустота взамен сердца не голодна, но когда ее питают чужие вдохи и выдохи, спрятанные якобы за отстраненностью эмоции, она становится куда меньше, и это ощущение кружит голову до звезд, до всполохов. Поймает, думает Гриммджо, слизывая имя Бьякуи который раз.
- Я глупое животное, ты глупый гордец, – лениво вещает он, нырнув обратно в комнату. – Ты сгниешь однажды в своих сраных правилах или наоборот, взорвешься. Без разницы. И эта твоя хреновина все равно хреновина, какое ты ей значение не придавай. Кенсейкан, пф.
- Меня не интересует твое мнение, Джагерджак, – вытачивает Бьякуя, коверкая звуки снова. – Ты все равно не поймешь этого. Никогда.
Кучики думает встать и зажечь, наконец, лампу. Думает, что арранкар не поймет даже того, почему он сейчас эту лампу не зажжет и чем так противно скользкое осознание собственной возможной слабости, граничащей с колотой раной от меча. Висок ноет, цикады устали, Бьякуя тоже устал. Бьякуя чувствует, как жжет его затылок взгляд Джагерджака и прикрыв глаза, дернув уголками губ.
- Уходи, - падает каплей на бумагу, в сумерки, чуть гуще, чем надо – просьбой.
Джагерджак, перекинув ноги через подоконник во двор, сжатый в ожидании движения, коротко хохотнув, кивает наступающей ночи.
- Только попробуй завтра нацепить эту дурацкую херовину, Бьякуя! – кричит он, уже шагая по двору, и в казармах наверняка испугано всхрапывают шинигамишки шестого отряда, его отряда. – Я снова сделаю то же самое, еще раз, и столько, сколько захочу, Бьякуя!
Кучики, сидя за столом, молча вертит в руках ставший холодным почему-то кенсейкан. Кучики думает о том, как завтра на тренировочной площадке лепестки сакуры будут свиваться в вихрь вокруг назойливой синеглазой кошки. В конце концов, Бьякуя думает, что четвертый отряд обойдется без пополнения, но просто так оставлять дерзость подчиненного негоже… Бьякуя уголками губ улыбается темноте, в которой нет лампы.
@темы: драббл, Гриммджо Джагерджак, Бьякуя Кучики, фанфикшн, PG-13
Спасибо, давно на херовину радовался, ы)))
А теперь о плохом.
Хреновина улыбнула очень) спасибо за хорошие сны)
Dejavidetc это не херовина, а кенсейкан
Мать Забвения
Kaoru Sorakami в данном случае момент с Абараем, а именно то, как его ощутил капитан,
Зря я текст толком не перечитала перед выкладкой -_-" Когда писала и пыталась оставить от образа Бьякуи хоть чуть-чуть бьякуистости, старалась смотреть на это с точки зрения уставшего, покусанного, помятого и растрепанного Кучики
лишенного херовины, которого внезапно палят. И таки перестаралась)))Большое спасибо за замечание